Анна Марьясина
ЛЕВИАФАН.

Часть 1. ПРИКАЗЫ И ЗАКАЗЫ
Отстоялись немного впечатления от судов 20 августа, и надо признать, что погружение в атмосферу данных мероприятий самым благотворным образом сказывается на ясности сознания, точнее - осознания, с чем мы имеем дело. В очередной раз мы вгляделись в лицо и вслушались в голос Левиафана - нашего пожирающего нас Государства, и нашли, что Государство это безобразно и достойно лишь ненависти, вражды и презрения. Не потому, что в клетке наши товарищи, нет - просто, когда кто бы то ни было оказывается в клетке, Левиафан является нам во всей красе.
Это главное впечатление. А вот несколько других - как связанных с последними заседаниями суда, так и накопившихся за время вялотекущего следствия.
По сравнению с июньскими судами о продлении срока содержания под стражей, непосредственно стража на этот раз получила гораздо более суровые инструкции. В июне было очень либерально, и, пока судья печатала тексты постановлений, мы о многом успевали поговорить с нашими политузниками. Теперь разговаривать с ними было вообще нельзя: ни в коридоре, ни в зале, а во время "совещательной комнаты" конвой уводил их в подвал. "Такой приказ," - ответил конвой на наши упрёки.
"А в Москве всегда такой порядок," - удивился нашим претензиям московский журналист.
"В Москве ещё хуже!" - много раз говорила нам полиция во время задержаний и разного рода препирательств на наше "Да что ж это такое!". В провинции нравы человечней, да, но это никого не оправдывает.
Если сравнивать судей - Алиеву, что была в июле, и Подистову, заседавшую теперь - первая несколько выигрывает, при равных в принципе исходных условиях - то есть выполняя заказ, который не выполнить нельзя. Алиева отыграла роль технически и даже как будто с тенью страдания на лице. Подистова рангом выше, она зампредседателя суда(как говорится,"вверх по лестнице, ведущей вниз") и проявила некоторые признаки садизма и узости сознания - а именно, совершенно неуместное как в её положении, так и в самой ситуации ехидство. Кроме того, она нервно отреагировала на диктофоны(что является плохим и достаточно редким симптомом) и прервала речь Марии Бонцлер, услышав раздражающее всех их слово "политзаключённый". Впрочем, держалась она достаточно ровно и даже не сделала ни одного замечания на реплики с мест, которые, каемся, были. Может показаться чрезмерным такое внимание к нюансам поведения судей, при том, что решения были идентичны. Но в том то и дело: не может быть других решений, когда есть заказ. Поэтому мы всматриваемся в лица и вслушиваемся в голоса судей, и чем приветливей, сочувственней лицо, чем отрешённей голос, тем выше оценка, которую мы выносим несчастному человеку, оказавшемуся на гиблом месте представителя Левиафана.
"Вы понимаете, чем они рискуют?" - спросила Бонцлер, когда мы обсуждали эту вечную тему, - "Вы представляете, какая их ждёт пенсия?"
"Так они не только пенсией, они и свободой рискуют," - сказал кто-то, - "смелому, конечно, отомстят!"
Но, опять же, это никого не оправдывает.