Изменение места встречи: кто должен сидеть в тюрьме?

[imed3]

Мы продолжаем разбираться со смыслами (или отсутствием таковых) производившихся тем что можно условно обозначить как «советское искусство». И смотрим мы на это не только с точки зрения того что мы ранее обозначали как аналитический рефрейминг, но и строго с точки зрения информационного факта и его системного соотношения со сторонами. Проще говоря, анализируя фильмы или песни мы стараемся выходить на те «стороны», которые стояли за ими и на те процессы которыми они «маркировались». И сегодня мы затронем известный, наверное, большинству наших читателей советский многосерийный фильм «про Жеглова». То есть «Место встречи изменить нельзя». Что с ним «не так»? Какие скрытые смысли зритель, особенно советской эпохи что называется «не видел в упор»? И речь разумеется не о «киноляпах» которые несомненно были. Впрочем… может быть они на самом деле не являются собственно «ляпами» а дают кому то какие то «наводки» и подсказки»? И ведь действительно многие знают, что фильм «Место встречи изменить нельзя» снят не по одноименному рассказу. Название сценария могло быть звучать, например, как «Эра милосердия». Но в таком случае кардинально смещаются акценты в расстановке сцен в этом фильме. Если исходить из исходного замысла сценария то ключевой сценой разумеется должна быть та где польский актер украинского происхождения Wysotsky в образе Жеглова рассуждает о «козлоногом рогаче», в то время как заглавие реального фильма странным образом смещает «главный смыл» всего произведения в сцену звонка Шарапова Жеглову. И удивительным образом сама эта ситуация со смещением акцентов является в сущности рекурсивной. Почему? Да по той простой причине что в этой сцене Шарапов Жеглова травестирует, что в то же время и происходит ввиду смещения акцентов заголовка фильма! Но в том то и дело что, когда мы рассматриваем виды травестии мы с изумлением пониманием что никакой иной чем травестии драматической (может быть с легким налетом эпической) в этом эпизоде попросту нет. И это говорит нам о том, что сцена просто лжива, ведь там, где драма – мы точно знаем, и установили это на многих примерах идет сокрытие какой-то ценной идеи, картины или ситуации. Порой всего вместе и сразу, и чего-то еще дополнительно. И получается: в заголовке фильма вранье, ложь. Место встречи «изменить можно». И действительно: если исходить из рассказа, сценария, да и самого фильма все же главная встреча происходит у Жеглова (и Шарапова) не с бандитами, а с философом Михалычем. Но в этой сцене получается уже не травестия, а пародия: дьявол у Жеглова внезапно представит не «козлоногим рогачом» а «драконом о трех головах». У Жеглова «головы эти – хитрость, жадность предательство». То есть уже здесь явное расхождение канона литературного с каноном «библейским», то есть «канона» киношного с каноном «книжным». Сдвиг в фильме как будто бы необъясним, но в заключение сам же Жеглов дает очень понятную подсказку: он планирует рубить головы этого дракона не «до смерти» своей или противника («пока сабли не затупятся»), а «до пенсии», причем завершает свою речь совершенно странным для подобного пафоса выражением «и сказке нашей конец». Герой фильма перепил и несет чушь? Не будем спешить. Ведь и Михалыч оказывается не лыком шит как раз-таки и озвучивая главную идею «про эру милосердия». То есть вроде бы эра эта наступит как бы «сама собой». Но ранее Жеглов предлагает Шарапову «поклясться» эти «проклятые головы» рубить. Однако известно, что как раз именно в библии вполне определенно сформулировано требование «не клясться вовсе – ни землей, ни небом», ничем другим. И возникает вопрос: о чем именно все эти странные пародии, травестии, умолчания и двусмысленности? И если разобраться что Шарапов именно «Глебушку» превращает в «Лёлю» то кто же в фильме оказывается настоящим «рогачом»? Кого именно и как сыграл Wysotsky в этом образе?
Порассуждайте.
Поддержать наш блог, imed3, вы можете в любое время переводом по актуальным динамически изменяемым реквизитам опубликованным в конце этого текста.